Формирование романтической поэмы (Колридж. «Сказание о Старом Мореходе»)
Судно, на котором плавает главный герой, попадает в сильный шторм, унося корабль в антарктическим берегам. Спасает корабль от надвигающихся льдин альбатрос, считающийся хорошей вестью в море, однако мореход по непонятным даже для себя причинам убивает птицу и судно оказывается окутано проклятием.
Корабль относит к южным берегам, где он попадает под влияние мертвого штиля, и команда вынуждена колыхаться под палящими солнечными лучах, рискуя в скором времени умереть от недостатка пресной воды. Матросы обвиняют морехода во всем произошедшем и в качестве наказания вешают на его шею труп погибшего альбатроса.
В это время на горизонте появляется призрачное судно, на борту которого Жизнь и Смерть разыгрывают карточную игру с выигрышем в виде душ моряков. Победа в игре достается Смерти и на следующий день вся корабельная команда, за исключением морехода, оставшегося в живых, оказывается мертва.
Одинокий мореход наблюдает плавающих у борта корабля склизких тварей и, осознав свой неблаговидный поступок, дает им благословение на счастливую жизнь. В этот же момент погибшая птица срывается с шеи морехода, начинается дождь, утоливший жажду моряка, и проклятье бесследно пропадает.
Вернувшись домой, мореход принимает решение посвятить свою жизнь попыткам изменить неправильные действия людей, рассказывая им о своем случае.
Картинка или рисунок Колридж - Сказание о старом мореходе
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание басни Слон и Моська Крылова
По улицам города для развлечения народа водили слона. На слона - зрелище диковинное, зеваки сбегались глядеть со всех сторон. Внезапно откуда-то выскочила мелкая собачонка Моська.
- Краткое содержание Екимов Ночь исцеления
К бабушке приезжает покататься на лыжах внук. Лыжная прогулка так увлекла его, что ехать домой уже поздно – нужно переночевать. Рисуется портрет классической заботливой и доброй бабушки. Она постоянно суетится по дому
Сэмюэль Кольридж
(1772-1834)
СКАЗАНИЕ О СТАРОМ МОРЕХОДЕ
В семи частях
«Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых , чем видимых существ. Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и родственные связи, отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они делают? Где обитают? Человеческий ум лишь скользил вокруг ответов на эти вопросы, но никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно иногда нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большего и лучшего мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнулся в слишком тесных рамках и не погрузился целиком в мелкие мысли. Но в то же время нужно постоянно помнить об истине и соблюдать должную меру, чтобы мы могли отличить достоверное от недостоверного, день от ночи». - Т. Барнет, Философия древности, с. 68.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
О том, как корабль, перейдя Экватор, был занесен штормами в страну вечных льдов у Южного полюса; и как оттуда корабль проследовал в тропические широты Великого, или Тихого океана; и о странных вещах, которые приключились; и о том, как Старый Мореход вернулся к себе на родину.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
Старый мореход встречает трёх юношей, званных на свадебный пир, и останавливает одного из них.
Брачный Гость зачарован глазами Старого Морехода и принуждён выслушать его рассказ.
Вот Старый Мореход. Из тьмы
Вонзил он в Гостя взгляд.
"Кто ты? Чего тебе, старик?
Твои глаза горят!
Живей! В разгаре брачный пир,
Жених - мой близкий друг.
Все ждут давно, кипит вино,
И весел шумный круг".
Тот держит цепкою рукой.
"И был, - он молвит, - бриг".
"Пусти, седобородый шут!" –
И отпустил старик.
Горящим взором держит он,
И Гость не входит в дом;
Как зачарованный стоит
Пред Старым Моряком.
Мореход рассказывает, что корабль плыл к югу, и был попутный ветер и спокойное море, и вот подошли к Экватору.
Брачный Гость слышит свадебную музыку, но Мореход продолжает свой рассказ.
Буря уносит корабль к Южному полюсу.
И, покорён, садится он
На камень у ворот,
И взором молнию метнул
И молвил Мореход:
"В толпе шумят, скрипит канат,
На мачте поднят флаг.
И мы плывем, вот отчий дом,
Вот церковь, вот маяк.
И Солнце слева поднялось,
Прекрасно и светло,
Сияя нам, сошло к волнам
И справа в глубь ушло.
Все выше Солнце с каждым днем,
Все жарче с каждым днем..."
Но тут рванулся Брачный Гость,
Услышав трубный гром.
Вошла невеста в зал, свежа,
Как лилия весной.
Пред ней, раскачиваясь в такт,
Шагает хор хмельной.
Туда рванулся Брачный Гость,
Но нет, он не уйдет!
И взором молнию метнул.
И молвил Мореход:
"И вдруг из царства зимних вьюг
Примчался лютый шквал.
Он злобно крыльями нас бил,
Он мачты гнул и рвал.
Как от цепей, от рабьих уз,
Боясь бича изведать вкус,
Бежит, сраженье бросив, трус.
Наш бриг летел вперед,
Весь в буре порванных снастей,
В простор бушующих зыбей,
Во мглу полярных вод.
Вот пал туман на океан, -
О, чудо! - жжет вода!
Плывут, горя, как изумруд,
Сверкая, глыбы льда.
Страна льда и пугающего гула, где нет ни одного живого существа.
Но вот с востока разлился
Оттенок золотой,
И Месяц встал из облаков
С одной звездой между рогов,
Зеленою звездой.
И друг за другом все вокруг
Ко мне оборотились вдруг
В ужасной тишине,
И выражал немой укор
Их полный муки тусклый взор,
Остановясь на мне.
Их было двести. И без слов
Упал один, другой...
И падающей глины стук
И Жизнь-и-в-Смерти начинает вершить кару над Старым Мореходом.
Напомнил их паденья звук,
Короткий и глухой.
И двести душ из тел ушли –
В предел добра иль зла?
Со свистом, как моя стрела,
Тяжелый воздух рассекли
Незримые крыла".
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Брачный Гость пугается, думая, что говорит с Призраком.
Но Старый Мореход, убедив его в своей телесной жизни продолжает свою страшную исповедь.
Он презирает тварей, порождённых спокойствием.
И сердится, что они живы, меж тем как столько людей погибло.
"Пусти, Моряк! Страшна твоя
Иссохшая рука.
Твой мрачен взор, твой лик темней Прибрежного песка.
Боюсь твоих костлявых рук,
Твоих горящих глаз!"
"Не бойся, Брачный Гость, - увы!
Я выжил в страшный час.
Один, один, всегда один,
Один и день и ночь!
И бог не внял моим мольбам,
Не захотел помочь!
Две сотни жизней Смерть взяла, Оборвала их нить,
А черви, слизни – все живут,
И я обязан жить!
Взгляну ли в море - вижу гниль
И отвращаю взгляд.
Смотрю на свой гниющий бриг –
Но трупы вкруг лежат.
На небеса гляжу, но нет
Молитвы на устах.
Иссохло сердце, как в степях
Сожженный Солнцем прах.
Заснуть хочу, но страшный груз
Мне на зеницы лег:
Вся ширь небес и глубь морей
Их давит тяжестью своей,
И мертвецы - у ног!
В мёртвых глазах читает он своё проклятие.
И в своём одиночестве, и в оцепенении своём завидует он Месяцу и звёздам, пребывающим в покое, но вечно движущимся. Повсюду принадлежит им небо, и в небе находят они кров и приют подобно желанным владыкам, которых ждут с нетерпением и чей приход приносит тихую радость.
При свете Месяца он видит божьих тварей, рождённых великим спокойствием.
Их красота и счастье.
Он благословляет их в сердце своём. И чарам наступает конец.
На лицах смертный пот блестел,
Но тлен не тронул тел.
Как в смертный час, лишь гнев из глаз В глаза мои глядел.
Страшись проклятья сироты --
Святого ввергнет в ад!
Но верь, проклятье мертвых глаз
Ужасней во сто крат:
Семь суток смерть я в них читал
И не был смертью взят!
А Месяц яркий плыл меж тем
В глубокой синеве,
И рядом с ним плыла звезда,
А может быть, и две.
Блестела в их лучах вода,
Как в инее - поля.
Но, красных отсветов полна,
Напоминала кровь волна
В тени от корабля.
А там, за тенью корабля,
Морских я видел змей.
Они вздымались, как цветы,
И загорались их следы
Мильонами огней.
Везде, где не ложилась тень,
Их различал мой взор.
Сверкал в воде и над водой
Их черный, синий, золотой
И розовый узор.
О, счастье жить и видеть мир -
То выразить нет сил!
Я ключ в пустыне увидал -
И жизнь благословил.
Я милость неба увидал -
И жизнь благословил.
И бремя сбросила душа,
Молитву я вознес,
И в тот же миг с меня упал
В пучину Альбатрос.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Милостью Пречистой Богоматери Старого Морехода освежает дождь.
Он слышит какие-то звуки и видит странное движение в небесах и в стихиях.
В трупы корабельной команды вселяется жизнь, и корабль несётся вперёд;
О, сон, о, благодатный сон!
Он всякой твари мил.
Тебе, Пречистая, хвала,
Ты людям сладкий сон дала,
И сон меня сморил.
Мне снилось, что слабеет зной,
Замглился небосвод,
И в бочках плещется вода.
Проснулся - дождь идет.
Язык мой влажен, рот мой свеж,
До нитки я промок,
И каждой порой тело пьет
Животворящий сок.
Встаю - и телу так легко:
Иль умер я во сне?
Иль бесплотным духом стал
И рай открылся мне?
Но ветер прошумел вдали ,
Потом опять, опять,
И шевельнулись паруса
И стали набухать.
И воздух ожил в вышине!
Кругом зажглись огни.
Вблизи, вдали – мильон огней,
Вверху, внизу, средь мачт и рей,
Вокруг звезд вились они.
И ветер взвыл, и паруса
Шумели, как волна.
И ливень лил из черных туч,
Средь них плыла Луна.
Грозой разверзлись недра туч,
Был рядом серп Луны.
Воздвиглась молнии стена,
Казалось, падала она
Рекою с крутизны.
Но вихрь не близился, и все ж
Корабль вперед несло!
но не души людские, не демоны земли или срединной сферы воздуха вселяются в них, а духи небесные, блаженные духи, посланные заступничеством святых.
И мертвецы, бледны, страшны,
При блеске молний и Луны
Вздохнули тяжело.
Вздохнули, встали, побрели,
В молчанье, в тишине.
Я на идущих мертвецов
Смотрел, как в страшном сне.
А ветер стих, но бриг наш плыл,
И кормчий вел наш бриг.
Матросы делали свое,
Кто где и как привык.
Но каждый был, как манекен,
Безжизнен и безлик.
Сын брата моего стоял
Плечом к плечу со мной.
Один тянули мы канат,
Но был он труп немой".
"Старик, мне страшно!" –
"Слушай Гость,
И сердце успокой!
Не души мертвых, жертвы зла,
Вошли, вернувшись, в их тела,
Но светлых духов рой.
И все, с зарей оставив труд,
Вкруг мачты собрались,
И звуки сладостных молитв
Из уст их полились.
И каждый звук парил вокруг –
Иль к Солнцу возлетал.
И вниз неслись они чредой,
Иль слитые в хорал.
Лилась то жаворонка трель
С лазоревых высот,
То сотни щебетов иных,
Звенящих в зарослях лесных,
В полях, над зыбью вод.
То флейту заглушал оркестр,
Послушный силам небесным, одинокий Дух Южного полюса ведёт корабль к Экватору, но требует мести.
Демоны, послушные Духу Южного полюса, незримые обитатели стихий, беседуют о его мстительном замысле, и один из них рассказывает другому, какую тяжёлую епитимью назначил Старому Мореходу Полярный Дух, возвращающийся ныне к югу.
Которым внемля в светлый день,
Ликуют небеса.
Но смолкло все. Лишь паруса
Шумели до полдня.
Так меж корней лесной ручей
Бежит, едва звеня,
Баюкая притихший лес
И в сон его клоня.
И до полудня плыл наш бриг,
Без ветра шел вперед,
Так ровно, словно кто-то вел
Его по глади вод.
Под килем, в темной глубине,
Из царства вьюг и тьмы
Плыл Дух, он нас на ветер гнал
Из южных царств зимы.
Но в полдень стихли паруса,
Над головой моей.
Но вдруг он, словно от толчка,
Сместился чуть левей
И тотчас - верить ли глазам? -
Сместился чуть правей.
И, как артачащийся конь,
Рывком метнулся вбок.
Я в тот же миг, лишившись чувств, Упал, как сбитый с ног.
Не знаю, долго ль я лежал
В тяжелом, темном сне.
И, лишь с трудом открыв глаза, Сквозь тьму услышал голоса
В воздушной вышине.
"Вот он, вот он, - сказал один, -
Свидетелем Христос –
Тот человек, чьей злой стрелой
Загублен Альбатрос.
Любил ту птицу мощный Дух,
Чье царство - мгла и снег.
А птицей был храним он сам,
Но сладостный как мед:
"Он кару заслужил свою
И кару понесет".
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Мореход лежит без чувств, ибо сверхъестественная сила стремит корабль к северу быстрее, чем это способна выдержать человеческая природа.
Сверхъестественное движение замедлилось. Мореход очнулся, и возобновляется ему назначенная эпитимья.
"Не умолкай, не умолкай,
Не исчезай в тумане –
Чья сила так стремит корабль?
"Смотри -- как пред владыкой раб,
Смиренно замер он,
И глаз огромный на Луну
Спокойно устремлен.
Губителен иль ясен путь --
Зависит от Луны.
Но ласково глядит она
"Но чем, без ветра и без волн,
"Пред ним разверстый, воздух вновь Смыкается за ним.
Назад, назад! Уж поздно, брат,
И скоро день вернется,
Все медленней пойдет корабль,
Когда Моряк проснется".
Я встал. Мы полным ходом шли
При Звездах и Луне.
Но мертвецы брели опять,
Опять брели ко мне.
Как будто я - их гробовшик,
Все стали предо мной.
Неистовый бег прекратился.
И Старый Мореход видит свою отчизну.
Зрачки окаменелых глаз
Сверкали под Луной.
В глазах застыл предсмертный страх, И на устах - укор.
И ни молиться я не мог,
Ни отвратить мой взор.
Но кара кончилась. Чиста
Была кругом вода.
Я вдаль глядел, хоть страшных чар
Не стало и следа, -
Так путник, чей пустынный путь
Ведет в опасный мрак,
Раз обернется и потом
Спешит, ускорив шаг,
Назад не глядя, чтоб не знать,
Далек иль близок враг.
И вот бесшумный, легкий бриз
Меня овеял вдруг,
Не зыбля, не волнуя гладь,
Дремавшую вокруг.
Он в волосах моих играл
И щеки освежал.
Как майский ветер, был он тих,
И страх мой исчезал.
Так быстр и легок, плыл корабль,
Покой и мир храня.
Так быстр и легок, веял бриз,
Касаясь лишь меня.
Я сплю? Иль это наш маяк?
И церковь под холмом?
Я вновь на родине моей,
Я узнаю свой дом.
Я, потрясенный, зарыдал!
Но в гавань мы вошли...
Всевышний, разбуди меня
Иль сон навек продли!
Весь берет в лунный свет одет,
И так вода ясна!
Духи небесные покидают мёртвые тела и появляются в своём собственном лучезарном облике.
И только тени здесь и там
Раскинула Луна.
А холм и церковь так светлы
В сияющей ночи.
И спящий флюгер серебрят
Небесные лучи.
От света бел, песок блестел,
И вдруг - о дивный миг! -
В багряных ризах сонм теней
Из белизны возник.
Невдалеке от корабля –
Багряный сонм теней.
Тут я на палубу взглянул --
О Господи, на ней
Лежали трупы, но клянусь,
Клянусь крестом твоим:
Стоял над каждым в головах
Небесный серафим.
И каждый серафим рукой
Махнул безмолвно мне,
И был чудесен их привет,
Их несказанный, странный свет,
Как путь к родной стране.
Да, каждый мне рукой махал
И звал меня без слов.
Как музыка, в моей душе
Звучал безмолвный зов.
И я услышал разговор,
Услышал плеск весла
И, обернувшись, увидал:
За нами лодка шла.
Рыбак с сынишкой в ней сидел.
О, доброта Творца! –
Такую радость не убьет
Проклятье мертвеца!
И третий был Отшельник там,
Сердец заблудших друг.
Он в славословиях Творцу
Проводит свой досуг.
Он смоет Альбатроса кровь
С моих преступных рук.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Лесной Отшельник
в изумлении приближается к кораблю.
Отшельник тот в лесу живет
На берегу морском.
Он славит Божью благодать,
И он не прочь потолковать
С заезжим моряком.
Он трижды молится на дню,
Он трав язык постиг,
И для него замшелый пень –
Роскошный пуховик.
Челн приближался, и Рыбак
Сказал: "Но где ж огни?
Их столько было, как маяк,
Горели здесь они".
"Ты прав, - Отшельник отвечал,
И видят небеса:
Но как истрепан весь корабль,
Истлели паруса,-
Как листья мертвые в лесу,
Что вдоль ручья лежат,
Когда побеги снег накрыл,
И филины кричат,
И в мерзлой чаще воет волк
И жрет своих волчат".
"Вот страх-то! - бормотал Рыбак. -Господь, не погуби!"
"Греби!" - Отшельник приказал
И повторил "Греби!"
Челнок подплыл, но я не мог
Ни говорить, ни встать.
Челнок подплыл. И вдруг воды
Заволновалась гладь.
Внезапно корабль идёт ко дну.
Старого Морехода спасают, он поднят на лодку Рыбака.
Старый Мореход молит Отшельника выслушать его исповедь.
И здесь его настигает возмездие.
В пучине грянул гром, вода
Взметнулась в вышину,
Потом разверзлась, и корабль
Свинцом пошел ко дну.
Остолбенев, когда удар
Сотряс гранит земной,
Я, словно семидневный труп,
Был унесен волной.
Но вдруг почувствовал сквозь мрак,
Что я в челне, и мой Рыбак
Склонился надо мной.
Еще бурлил водоворот,
И челн крутился в нем.
Но стихло все. Лишь от холма
Катился эхом гром.
Я рот раскрыл -- Рыбак упал,
На труп похожий сам.
Отшельник, сидя, где сидел,
Молился небесам.
Я взял весло, но тут малыш
От страха одурел.
Вращал глазами, хохотал
И бледен был как мел.
И вдруг он завопил: "Го-го!
На весла дьявол сел!"
И я на родине опять,
Я по земле могу ступать,
Я вновь войду в свой дом!
Отшельник, выйдя из челна,
Стал на ноги с трудом.
"Внемли, внемли, святой отец!"
Но брови сдвинул он:
"Скорее говори -- кто ты?
И из каких сторон?"
И тут я, пойманный в силки,
Волнуясь и спеша,
Все рассказал. И от цепей,
От страшной тяжести своей
Избавилась душа.
И непрестанная тревога заставляет его скитаться из края в край.
И собственным примером учит он любить и почитать всякую тварь, которую создал и возлюбил Всевышний.
Но с той поры в урочный срок
Мне боль сжимает грудь.
Я должен повторить рассказ,
Чтоб эту боль стряхнуть.
Брожу, как ночь, из края в край
Кто должен исповедь мою
Прослушать до конца.
Какой, однако, шумный пир!
Гостями полон двор.
Невеста и жених поют,
Подхватывает хор.
Но, слышишь, колокол зовет
К заутрене в собор.
О Брачный Гость, я был в морях
Пустынных одинок.
В таких морях, где даже Бог
Со мною быть не мог.
И пусть прекрасен этот пир,
Куда милей - пойми! –
Пойти молиться в Божий храм
С хорошими людьми.
Пойти со всеми в светлый храм,
Где Бог внимает нам,
Пойти с отцами и детьми,
Со всеми добрыми людьми,
И помолиться там.
Прощай, прощай, и помни, Гость,
Напутствие мое:
Молитвы до Творца дойдут,
Молитвы сердцу мир дадут,
Когда ты любишь всякий люд
И всякое зверье.
Когда ты молишься за них
За всех, и малых и больших,
И за любую плоть,
И любишь все, что сотворил
И возлюбил Господь".
И старый Мореход побрел, -
Потух горящий взор.
И удалился Брачный Гость,
Минуя шумный двор.
Он шел бесчувственный, глухой
К добру и не добру.
И все ж другим - умней, грустней -Проснулся поутру.
Сэмюель Тэйлор КОЛЬРИДЖ
https://pandia.ru/text/78/652/images/image001_131.gif" width="1047" height="2 src=">
Источник: Поэзия английского романтизма. М., 1975.
СКАЗАНИЕ О СТАРОМ МОРЕХОДЕ
В СЕМИ ЧАСТЯХ
«Facile credo, plures esse Naturas invisibiles quamvisibiles in rerum universitate. Sed horum omniam familiam quis nobis enarrabit? et gradus et cognationes et discrimina et singulorum munera? Quid agunt? quae loca habitant? Harum rerum notitiam semper ambivit ingenium humanut, nunquam attigit. Juvat, interea, non diffiteor, quandoque in animo, tanquam in tabula, majoris et melioris mundi imaginem contemplari: ne mens assuefacta hodiernae vitae minutiis se contrahat nimis, et tota subsidat in pusillas cogitationes. Sed veritati enterea invigilandum est, modusque servandus, ut certa ab incertis, diem a nocte, distinguamus». - Т . В urnet. Archeol . Phil ., p , 68.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
О том, как корабль, перейдя Экватор, был занесен штормами в страну вечных льдов у Южного полюса; и как оттуда корабль проследовал в тропические широты Великого, или Тихого океана; и о странных вещах, которые приключились; и о том, как Старый Мореход вернулся к себе на родину.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ |
|
Старый Мореход встречает трех юношей, званных на свадебный пир, и останавливает одного из них. | Вот Старый Мореход. Из тьмы Живей! В разгаре брачный пир, Тот держит цепкою рукой. |
Брачный Гость зачарован глазами Старого Морехода и принужден выслушать его рассказ. | Горящим взором держит он, И, покорён, садится он «В толпе шумят, скрипит канат, |
Мореход рассказывает что корабль плыл к югу, и был попутный ветер, и спокойное море, и вот подошли к Экватору. | И Солнце слева поднялось, Все выше Солнце с каждым днем, |
Брачный Гость слышит свадебную музыку, но Мореход продолжает свой рассказ. | Вошла невеста в зал, свежа, Туда рванулся Брачный Гость, |
Буря уносит корабль к Южному полюсу. | «И вдруг из царства зимних вьюг Как от цепей, от рабьих уз, Вот пал туман на океан,- |
Страна льда и пугающего гула, где нет ни одного живого существа. | Средь белизны, ослеплены, Где справа лед и слева лед, |
И вдруг большая морская птица, называемая Альбатросом, прилетела сквозь снеговой туман. Ее встретили с великой радостью, как дорогого гостя. | И вдруг, чертя над нами круг, Он к нам слетал, из наших рук |
И слушай! Альбатрос оказался птицей добрых предзнаменований. Он стал сопровождать корабль, который сквозь туман и плавучие льды направился обратно, к северу. | Попутный ветер с юга встал, Лишь день уйдет, лишь тень падет, |
Старый Мореход, нарушая закон гостеприимства, убивает благотворящую птицу, которая приносит счастье. | «Как странно смотришь ты, Моряк, |
ЧАСТЬ ВТОРАЯ |
|
И справа яркий Солнца диск Нас ветер мчит, но не слетит |
|
Товарищи Морехода бранят его за то, что он убил птицу добрых предзнаменований. | Когда убийство я свершил, |
Но туман рассеялся, они стали оправдывать Морехода и тем самым приобщились к его преступлению. | Когда ж Светило дня взошло, |
Ветер продолжается. Корабль входит в Тихий Океан и плывет к северу, пока не достигает Экватора. | И бриз играл, и вал вставал, |
Корабль внезапно останавливается. | Но ветер стих, но парус лег, Горячий медный небосклон И не плеснет равнина вод, » |
И начинается месть за Альбатроса. | Кругом вода, но как трещит И мнится, море стало гнить,- Виясь, крутясь, кругом зажглась |
Их преследует Дух, один из тех незримых обитателей нашей планеты, которые суть не души мертвых и не ангелы. Чтобы узнать о них, читай ученого еврея Иосифа и константинопольского платоника Михаила Пселла. Нет стихии, которой не населяли бы эти существа. | И Дух, преследовавший нас, И каждый смотрит на меня, |
Матросы, придя в отчаяние, хотят взвалить всю вину на Старого Морехода, в знак чего они привязывают ему на шею мертвого Альбатроса. | И каждый взгляд меня клянет. |
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ |
|
Пришли дурные дни. Гортань |
|
Старый Мореход замечает нечто странное вдали над водой. | Но вдруг я что-то на заре Сперва казалось - там пятно Пятно? Туман? Иль парус? - Нет! |
И когда загадочное пятно приближается, он различает корабль. И дорогой ценой освобождает он речь свою из плена жажды. | Из наших черных губ ни крик, Они глядят, но пуст их взгляд* |
Луч радости; | Но я услышан был, |
И снова ужас, ибо какой корабль может плыть без волн и ветра? | «Друзья (кричал я) чей-то барк! |
Он видит только очертания корабля. | На западе пылал закат |
И ребра корабля чернеют, как тюремная решетка пред ликом заходящего Солнца. | И вдруг (Господь, Господь, внемли!) Плывет! (бледнея, думал я) И что там за решетка вдруг |
Только Женщина-Призрак и ее помощница Смерть, и никого нет больше на призрачном корабле. | Там только Женщина одна. |
Каков корабль, таковы корабельщики! | Кровавый рот, незрячий взгляд, |
Смерть и Жизнь-и-в-Смерти играют в кости, и ставят они на экипаж корабля, и она (вторая) выигрывает Старого Морехода. | Барк приближался. Смерть и Смерть |
Нет сумерек после захода Солнца. | Погасло Солнце,- в тот же миг |
И восходит Месяц. | И мы глядим, и страх в очах, |
Один за другим | И друг за другом все вокруг И выражал немой укор |
его товарищи падают мертвыми. | Их было двести. И без слов |
И Жизнь-и-в-Смерти начинает вершить кару над Старым Мореходом. | И двести душ из тел ушли - |
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ |
|
Брачный Гость пугается, думая, что говорит с Призраком. | «Пусти, Моряк! Страшна твоя Боюсь твоих костлявых рук, |
Но Старый Мореход, убедив его в своей телесной жизни, продолжает свою страшную исповедь. | «Не бойся, Брачный Гость,- увы! Один, один, всегда один, |
Он презирает тварей, порожденных Спокойствием, | Две сотни жизней Смерть взяла, |
и сердится, что они живы, меж тем как столько людей погибло. | Взгляну ли в море - вижу гниль На небеса гляжу, но нет Заснуть хочу, но страшный, груз |
В мертвых глазах читает он свое проклятие. | На лицах смертный пот блестел, Страшись проклятья сироты - |
И в своем одиночестве и в оцепенении своем завидует он Месяцу и Звездам, пребывающим в покое, но вечно движущимся. Повсюду принадлежит им небо, и в небе находят они кров и приют, подобно желанным владыкам , которых ждут с нетерпением и чей приход приносит тихую радость. | А Месяц яркий плыл меж тем Блестела в их лучах вода, |
При свете Месяца он видит божьих тварей, рожденных великим Спокойствием. | А там, за тенью корабля, Везде, где не ложилась тень, |
Их красота и счастье. | О, счастье жить и видеть мир |
Он благословляет их в сердце своем. | Я милость неба увидал - |
И чарам наступает конец. | И бремя сбросила душа, |
ЧАСТЬ ПЯТАЯ |
|
О, сон, о, благодатный сон! |
|
Милостью Пречистой Матери Старого Морехода освежает дождь. | Мне снилось, что слабеет зной, Язык мой влажен, рот мой свеж, Встаю - и телу так легко: |
Он слышит какие-то звуки и видит странное движение в небесах и в стихиях. | Но ветер прошумел вдали, И воздух ожил в вышине! И ветер взвыл, и паруса Грозой разверзлись недра туч, |
В трупы корабельной команды вселяется жизнь, и корабль несется вперед; | Вздохнули, встали, побрели, А ветер стих, но бриг наш плыл, Сын брата моего стоял |
но не души людские, не демоны земли или срединной сферы воздуха вселяются в них, а духи небесные, блаженные духи, посланные заступничеством святых. | «Старик, мне страшно!» - «Слушай Гость, И все, с зарей оставив труд, И каждый звук парил вокруг - Лилась то жаворонка трель Но смолкло все. Лишь паруса И до полудня плыл наш бриг, |
Послушный силам небесным, одинокий Дух Южного полюса ведет корабль к Экватору, но требует мести. | Под килем, в темной глубине, Висел в зените Солнца диск И, как артачащийся конь, |
Демоны, послушные Духу Южного полюса, незримые обитатели стихий, беседуют о его мстительном замысле, и один из них рассказывает другому, какую тяжелую долгую епитимью назначил Старому Мореходу Полярный Дух, возвращающийся ныне к югу. | Не знаю, долго ль я лежал «Вот он, вот он,- сказал один,- Любил ту птицу мощный Дух, |
|
|
«Не умолкай, не умолкай, |
|
«Смотри - как пред владыкой раб, |
|
Мореход лежит без чувств, ибо сверхъестественная сила стремит корабль к северу быстрее, чем это способна выдержать человеческая природа. | «Но чем, без ветра и без волн, «Пред ним разверстый, воздух вновь |
Сверхъестественное движение замедлилось. Мореход очнулся, и возобновляется ему назначенная епитимья. | Я встал. Мы полным ходом шли Как будто я - их гробовщик, В глазах застыл предсмертный страх, |
Неистовый бег прекратился. | Но кара кончилась. Чиста Так путник, чей пустынный путь И вот бесшумный, легкий бриз Он в волосах моих играл Так быстр и легок, плыл корабль, |
И Старый Мореход видит свою отчизну. | Я сплю? Иль это наш маяк? Я, потрясенный, зарыдал! Весь берег в лунный свет одет, А холм и церковь так светлы От света бел, песок блестел, |
Духи небесные покидают мертвые тела | В багряных ризах сонм теней |
и появляются в своем собственном лучезарном облике. | Невдалеке от корабля - Лежали трупы, но клянусь, И каждый серафим рукой Да, каждый мне рукой махал И я услышал разговор, Рыбак с сынишкой в ней сидел. И третий был Отшельник там, |
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ |
|
Лесной Отшельник | Отшельник тот в лесу живет Он трижды молится на дню, Челн приближался, и Рыбак |
в изумлении приближается кораблю. | «Ты прав,- Отшельник отвечал,- Как листья мертвые в лесу, «Вот страх-то! - бормотал Рыбак.- Челнок подплыл, но я не мог |
Внезапно корабль идет ко дну. | В пучине грянул гром, вода |
Старого Морехода спасают, он поднят в лодку Рыбака. | Остолбенев, когда удар Я рот раскрыл - Рыбак упал, Я взял весло, но тут малыш И я на родине опять, |
Старый Мореход молит Отшельника выслушать его исповедь. | «Внемли, внемли, святой отец!» |
И здесь его настигает возмездие. | И тут я, пойманный в силки, |
И непрестанная тревога заставляет его скитаться из края в край. | Но с той поры в урочный срок Брожу, как ночь, из края в край Какой, однако, шумный пир! О Брачный Гость, я был в морях И пусть прекрасен этот пир, Пойти со всеми в светлый храм, |
И собственным примером учит он людей любить и почитать всякую тварь, которую создал и возлюбил Всевышний. | Прощай, прощай, и помни, Гость, Когда ты молишься за них И старый Мореход побрел,- Он шел бесчувственный, глухой |
«Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых, чем видимых существ. Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и родственные связи, отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они делают? Где обитают? Человеческий ум лишь скользил вокруг ответов на эти вопросы, но никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно иногда нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большего и лучшего мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнулся в слишком тесных рамках и не погрузился целиком в мелкие мысли. Но в то же время нужно постоянно помнить об истине и соблюдать должную меру, чтобы мы могли отличить достоверное от недостоверного, день от ночи». - Т. Барнет. Философия древности, с. 68 (лат.) »
Поэма.
Перевод. В.Левика
Печатный источник: Сэмюэл Тейлор КОЛРИДЖ Избранная лирика, Поэмы.
Перевод с английского. Изд-во ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФОНД "AXULZ" Кишинев.
OCR"ил и spellcheck"ил А.Бондарев
СКАЗАНИЕ О СТАРОМ МОРЕХОДЕ
В семи частях
"Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых, чем видимых
существ. Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и
родственные связи, отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они
делают? Где обитают? Человеческий ум лишь скользил вокруг ответов на эти
вопросы, но никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно
иногда нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большего и
лучшего мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнулся в
слишком тесных рамках и не погрузился целиком в мелкие мысли. Но в то же
время нужно постоянно помнить об истине и соблюдать должную меру, чтобы мы
могли отличить достоверное от недостоверного, день от ночи". - Т.Барнет.
Философия древности, с.68(лат.).
122
О том, как корабль, перейдя Экватор, был занесен штормами в страну
вечных льдов у Южного полюса; и как оттуда корабль проследовал в тропические
широты Великого, или Тихого океана; и о странных вещах, которые
приключились; и о том, как Старый Мореход вернулся к себе на родину.
123
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
тебе, старик? Твои глаза горят!
Живей! В разгаре брачный пир, Жених -- мой близкий друг. Все ждут
давно, кипит вино, И весел шумный круг".
Тот держит цепкою рукой. "И был, -- он молвит, --- бриг". "Пусти,
седобородый шут!" -- И отпустил старик.
Горящим взором держит он, И Гость не входит в дом; Как зачарованный,
стоит Пред Старым Моряком.
И, покорен, садится он На камень у ворот, И взором молнию метнул И
молвил Мореход:
124
"В толпе шумят, скрипит канат, На мачте поднят флаг. И мы плывем, вот
отчий дом, Вот церковь, вот маяк.
И Солнце слева поднялось, Прекрасно и светло, Сияя нам, сошло к волнам
И справа в глубь ушло.
Все выше Солнце с каждым днем, Все жарче с каждым днем..." Но тут
рванулся Брачный Гость, Услышав трубный гром.
Вошла невеста в зал, свежа, Как лилия весной. Пред ней, раскачиваясь в
такт, Шагает хор хмельной.
Туда рванулся Брачный Гость, Но нет, он не уйдет! И взором молнию
метнул. И молвил Мореход:
"И вдруг из царства зимних вьюг Примчался лютый шквал. Он злобно
крыльями нас бил, Он мачты гнул и рвал.
125
Как от цепей, от рабьих уз, Боясь бича изведать вкус, Бежит, сраженье
бросив, трус. Наш бриг летел вперед, Весь в буре порванных снастей, В
простор бушующих зыбей, Во мглу полярных вод.
Вот пал туман на океан, -- О, чудо! -- жжет вода! Плывут, горя, как
изумруд, Сверкая, глыбы льда.
Средь белизны, ослеплены, Сквозь дикий мир мы шли - В пустыни льда, где
нет следа Ни жизни, ни земли.
Где справа лед и слева лед, Лишь мертвый лед кругом, Лишь треск
ломающихся глыб, Лишь грохот, гул и гром.
И вдруг, чертя над нами круг, Пронесся Альбатрос. И каждый, белой птице
рад, Как будто был то друг иль брат, Хвалу Творцу вознес.
126
Он к нам слетал, из наших рук Брал непривычный корм, И с грохотом
разверзся лед, И наш корабль, войдя в пролет, Покинул царство льдистых вод,
Где бесновался шторм.
Попутный ветер с юга встал, Был с нами Альбатрос, И птицу звал, и с ней
играл, Кормил ее матрос!
Лишь день уйдет, лишь тень падет, Наш гость уж на корме. И девять раз в
вечерний час Луна, сопровождая нас, Всходила в белой тьме".
"Как странно смотришь ты, Моряк,
Иль бес тебя мутит? Господь с тобой!" -- "Моей стрелой! Был Альбатрос
убит.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
И справа яркий Солнца диск
Взошел на небосвод.
В зените долго медлил он
127
И слева, кровью обагрен, Упал в пучину вод.
Нас ветер мчит, но не слетит На судно Альбатрос, Чтоб корму дал, чтоб с
ним играл, Ласкал его матрос.
Когда убийство я свершил,
Был взор друзей суров:
Мол, проклят тот, кто птицу бьет,
Владычицу ветров.
О, как нам быть, как воскресить
Владычицу ветров?
. Когда ж Светло дня взошло,
Светло, как Божие чело,
Посыпались хвалы:
".
Мол, счастлив тот, кто птицу бьет,
Дурную птицу мглы.
Он судно спас, он вывел нас,
Убил он птицу мглы.
- И бриз играл, и вал вставал,
И плыл наш вольный сброд
Вперед, в предел безмолвных вод,
Непрошенных широт.
Но ветер стих, но парус лег, Корабль замедлил ход,
128
И все заговорили вдруг,
Чтоб слышать хоть единый звук
В молчанье мертвых вод!
Горячий медный небосклон Струит тяжелый зной. Над мачтой Солнце все в
крови, С луну величиной.
И не плеснет равнина вод, Небес не дрогнет лик. Иль нарисован океан И
нарисован бриг?
Кругом вода, но как трещит От сухости доска! Кругом вода, но не испить
Ни капли, ни глотка.
И мнится, море стало гнить, -- О Боже, быть беде! Ползли, росли,
сплетясь в клубки, Слипались в комья слизняки На слизистой воде.
Виясь, крутясь, кругом зажглась
Огнями смерти мгла.
Вода -- бела, желта, красна,
129
Как масло в лампе колдуна, Пылала и цвела.
И Дух, преследовавший нас, Являлся нам во сне. Из царства льдов за нами
плыл Он в синей глубине.
И каждый смотрит на меня, Но каждый -- словно труп. Язык, распухший и
сухой, Свисает с черных губ.
И каждый взгляд меня клянет. Хотя молчат уста, И мертвый Альбатрос на
мне Висит взамен креста.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Пришли дурные дни. Гортань
Суха. И тьма в глазах.
Дурные дни! Дурные дни!
Какая тьма в глазах!
Но вдруг я что-то на заре
Заметил в небесах.
Сперва казалось -- там пятно
Иль сгусток мглы морской.
Нет, не пятно, не мгла -- предмет,
Предмет ли? Но какой?
130
Пятно? Туман. Иль парус? -- Нет! Но близится, плывет. Ни дать ни взять,
играет эльф, Ныряет, петли вьет.
Из наших черных губ ни крик, Ни смех не вырвался в тот миг, Был нем во
рту и мой язык, Лишь искривился рот. Тогда я палец прокусил, Я кровью горло
оросил, Я крикнул из последних сил: "Корабль! Корабль идет!"
Они глядят, но пуст их взгляд, Их губы черные молчат, Но я услышан был,
И словно луч из туч блеснул, И каждый глубоко вздохнул, Как будто пил он,
пил...
"Друзья (кричал я) чей-то барк! Мы будем спасены!" Но он идет, и поднят
киль, Хотя кругом на сотни миль
Ни ветра, ни волны.
На западе пылал закат Кроваво-золотой.
131
и на миг Как бы к тюремному окну, Готовый кануть в глубину, Припал горящий
лик.
Неужто паруса?
Там только Женщина одна. То Смерть! И рядом с ней Лругая. Та еще
132
Пылало Солнце -- красный круг Над красною водой, И странен черный
призрак был Меж небом и водой.
И вдруг (Господь, Господь, внемли!) По Солнцу прутья поползли Решеткой,
и на миг Как бы к тюремному окну, Готовый кануть в глубину, Припал горяший
лик.
Плывет! (бледнея, думал я) Ведь это чудеса! Там блещет паутинок сеть --
Неужто паруса?
И что там за решетка вдруг Замглила Солнца свет? Иль это корабля
скелет? А что ж матросов нет?
Там только Женщина одна. То Смерть! И рядом с ней Другая. Та еще
страшней, Еще костлявей и бледней -- Иль тоже Смерть она?
Кровавый рот, незрячий взгляд, Но космы золотом горят.
132
Как известь -- кожи цвет. То Жизнь-и-в-Смерти, да, она! Ужасный гость в
ночи без сна, Кровь леденящий бред.
Барк приближался. Смерть и
Смерть
Играли в кости, сев на жердь. Их ясно видел я. И с хохотом вскричала
та, Чьи красны, точно кровь, уста: "Моя взяла, моя!"
Погасло Солнце, -- в тот же миг Сменился тьмою свет. Уплыл корабль, и
лишь волна Шумела грозно вслед.
И мы глядим, и страх в очах,
И нам сердца сжимает страх,
И бледен рулевой.
И тьма, и плещут паруса,
И звучно каплет с них роса,
Но вот с востока разлился
Оттенок золотой,
И Месяц встал из облаков
С одной звездой между рогов,
Зеленою звездой.
133
И друг за другом все вокруг
Ко мне оборотились вдруг
В ужасной тишине,
И выражал немой укор
Их полный муки тусклый взор,
Остановись на мне.
Их было двести. И без слов Упал один, другой... И падающей глины стук
Напомнил их паденья звук, Короткий и глухой.
И двести душ из тел ушли -- В предел добра иль зла? Со свистом, как моя
стрела, Тяжелый воздух рассекли Незримые крыла".
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
"Пусти, Моряк! Страшна твоя Иссохшая рука.
Твой мрачен взор, твой лик темней Прибрежного песка.
Боюсь твоих костлявых рук, Твоих горящих глаз!" "Не бойся, Брачный
Гость, -- увы! Я выжил в страшный час.
134
Один, один, всегда один, Один и день и ночь! И бог не внял моим
мольбам, Не захотел помочь!
Две сотни жизней Смерть взяла, Оборвала их нить, А черви, слизни -- все
живут, И я обязан жить!
Взгляну ли в море -- вижу гниль И отвращаю взгляд. Смотрю на свой
гниющий бриг -- Но трупы вкруг лежат.
На небеса гляжу, но нет Молитвы на устах. Иссохло сердце, как в степях
Сожженный Солнцем прах.
Заснуть хочу, но страшный груз Мне на зеницы лег: Вся ширь небес и
глубь морей Их давит тяжестью своей, И мертвецы -- у ног!
На лицах смертный пот блестел, Но тлен не тронул тел.
135
Как в смертный час, лишь
Гнев из глаз В глаза мои глядел.
Страшись проклятья сироты --
Святого ввергнет в ад!
Но верь, проклятье мертвых глаз
Ужасней во сто крат:
Семь суток смерть я в них читал
И не был смертью взят!
А Месяц яркий плыл меж тем В глубокой синеве, И рядом с ним плыла
звезда, А может быть, и две.
Блестела в их лучах вода, Как в инее -- поля. Но, красных отсветов
полна, Напоминала кровь волна В тени от корабля.
А там, за тенью корабля, Морских я видел змей. Они вздымались, как
цветы, И загорались их следы Мильонами огней.
136
Везде, где не ложилась тень, Их различал мой взор. Сверкал в воде и над
водой Их черный, синий, золотой И розовый узор.
О, счастье жить и видеть мир --
То выразить нет сил!
Я ключ в пустыне увидал --
И жизнь благословил.
Я милость неба увидал --
И жизнь благословил.
И бремя сбросила душа, Молитву я вознес, И в тот же миг с меня упал В
пучину Альбатрос.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
О, сон, о, благодатный сон! Он всякой твари мил. Тебе,
Пречистая,
хвала, Ты людям сладкий сон дала, И сон меня сморил.
Мне снилось, что слабеет зной, Замглился небосвод И в бочках плещется
вода. Проснулся -- дождь идет.
137
Язык мой влажен, рот мой свеж, До нитки я промок, И каждой порой тело
пьет Животворящий сок.
Встаю -- и телу так легко: Иль умер я во сне? Иль бесплотным духом стал
И рай открылся мне?
Но ветер прошумел вдали, Потом опять, опять, И шевельнулись паруса
И стали набухать.
И воздух ожил в вышине! Кругом зажглись огни. Вблизи, вдали -- мильон
огней, Вверху, внизу, средь мачт и рей, Вокруг звезд вились они.
И ветер взвыл, и паруса Шумели, как волна. И ливень лил из черных туч,
Средь них плыла Луна.
Грозой разверзлись недра туч, Был рядом серп Луны. Воздвиглась молнии
стена,
138
Казалось, падала она Рекою с крутизны.
Но вихрь не близился, и все ж Корабль вперед несло! И мертвецы, бледны,
страшны, При блеске молний и Луны Вздохнули тяжело.
Вздохнули, встали, побрели, В молчанье, в тишине. Я на идущих мертвецов
Смотрел, как в страшном сне.
А ветер стих, но бриг наш плыл,
И кормчий вел наш бриг.
Матросы делали свое,
Кто где и как привык.
Но каждый был, как манекен,
Безжизнен и безлик.
Сын брата моего стоял Плечом к плечу со мной. Один тянули мы канат, Но
был он труп немой".
"Старик, мне страшно!" --
"Слушай Гость, И сердце успокой!
139
Не души мертвых, жертвы зла, Вошли, вернувшись, в их тела, Но светлых
духов рой.
И все, с зарей оставив труд, Вкруг мачты собрались, И звуки сладостных
молитв Из уст их полились.
И каждый звук парил вокруг -- Иль к Солнцу возлетал. И вниз неслись они
чредой, Иль слитые в хорал.
Лилась то жаворонка трель С лазоревых высот, То сотни щебетов иных,
Звенящих в зарослях лесных, В полях, над зыбью вод.
То флейту заглушал оркестр, То пели голоса,
Которым внемля в светлый день, Ликуют небеса.
Но смолкло все. Лишь паруса Шумели до полдня. Так меж корней лесной
ручей Бежит, едва звеня,
140
Баюкая притихший лес
И в сон его клоня.
И до полудня плыл наш бриг, Без ветра шел вперед, Так ровно, словно
кто-то вел Его по глади вод.
Под килем, в темной глубине, Из царства вьюг и тьмы Плыл Дух, он нас на
ветер гнал Из южных царств зимы. Но в полдень стихли паруса, И сразу стали
мы.
Висел в зените Солнца диск
Над головой моей.
Но вдруг он, словно от толчка,
Сместился чуть левей
И тотчас -- верить ли глазам? --
Сместился чуть правей.
И, как артачащийся конь, Рывком метнулся вбок. Я в тот же миг,
лишившись чувств, Упал, как сбитый с ног.
Не знаю, долго ль я лежал
В тяжелом, темном сне.
141
И, лишь с трудом открыв глаза, Сквозь тьму услышал голоса В воздушной
вышине.
"Вот он, вот он, -- сказал один, Свидетелем Христос -- Тот человек,
чьей злой стрелой Загублен Альбатрос.
Любил ту птицу мощный Дух, Чье царство -- мгла и снег. А птицей был
храним он сам, Жестокий человек".
И голос прозвенел другой, Но сладостный как мед: "Он кару заслужил свою
И кару понесет".
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ Первый голос
"Не умолкай, не умолкай, Не исчезай в тумане -- Чья сила так стремит
корабль? Что видно в океана?"
142
Второй голос
"Смотри -- как пред владыкой раб,
Смиренно замер он,
И глаз огромный на Луну
Спокойно устремлен.
губителен иль ясен путь --
Зависит от Луны.
Но ласково глядит она
На море с вышины".
Первый голос
"Но чем, без ветра и без волн, Корабль вперед гоним?"
Второй голос
"Пред ним разверстый,
воздух вновь Смыкается за ним. Назад, назад! Уж поздно, брат, И скоро
день вернется, Все медленней пойдет корабль, Когда Моряк проснется".
Я встал. Мы полным ходом шли При Звездах и Луне.
143
Но мертвецы брели опять, Опять брели ко мне.
Как будто я -- их гробовшик, Все стали предо мной. Зрачки окаменелых
глаз Сверкали под Луной.
В глазах застыл предсмертный страх, И на устах -- укор. И ни молиться я
не мог, Ни отвратить мой взор.
Но кара кончилась. Чиста Была кругом вода. Я вдаль глядел, хоть
страшных чар Не стало и следа, --
Так путник, чей пустынный путь
Ведет в опасный мрак,
Раз обернется и потом
Спешит, ускорив шаг,
Назад не глядя, чтоб не знать,
Далек иль близок враг.
И вот бесшумный, легкий бриз Меня овеял вдруг,
144
Не зыбля, не волнуя гладь, Дремавшую вокруг.
Он в волосах моих играл И щеки освежал. Как майский ветер, был он тих,
И страх мой исчезал.
Так быстр и легок, плыл корабль, Покой и мир храня. Так быстр и легок,
веял бриз, Касаясь лишь меня.
Я сплю? Иль это наш маяк? И церковь под холмом? Я вновь на родине моей,
Я узнаю свой дом.
Я, потрясенный, зарыдал! Но в гавань мы вошли... Всевышний, разбуди
меня Иль сон навек продли!
Весь берет
в лунный свет одет, И так вода ясна! И только тени здесь и
там Раскинула Луна.
А холм и церковь так светлы В сияющей ночи.
145
И спящий флюгер серебрят Небесные лучи.
От света бел, песок блестел, И вдруг -- о дивный миг! --
В багряных ризах сонм теней
Из белизны возник.
Невдалеке от корабля -- Багряный сонм теней.
Тут я на палубу взглянул --
О Господи, на ней
Лежали трупы, но клянусь, клянусь крестом твоим: Стоял над каждым в
головах Небесный серафим.
И каждый серафим рукой Махнул безмолвно мне, И был чудесен их привет,
Их несказанный, странный свет, Как путь к родной стране. Да, каждый мне
рукой махал И звал меня без слов. Как музыка, в моей душе Звучал безмолвный
зов.
И я услышал разговор, Услышал плеск весла
146
И, обернувшись, увидал: За нами лодка шла.
Рыбак с сынишкой в ней сидел. О, доброта Творца! -- Такую радость не
убьет Проклятье мертвеца!
И третий был Отшельник там, Сердец заблудших друг. Он в славословиях
Творцу Проводит свой досуг. Он смоет Альбатроса кровь С моих преступных рук.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Отшельник тот в лесу живет На берегу морском. Он славит Божью
благодать, И он не прочь потолковать С заезжим моряком.
Он трижды молится на дню, Он трав язык постиг, И для него замшелый пень
-- Роскошный пуховик.
Челн приближался, и Рыбак Сказал: "Но где ж огни?
147
Их столько было, как маяк, Горели здесь они".
"Ты прав, -- Отшельник отвечал, И видят небеса:
Не отзывается никто
На наши голоса.
Но как истрепан весь корабль,
Истлели паруса,-
Как листья мертвые в лесу, Что вдоль ручья лежат, Когда побеги снег
накрыл, И филины кричат, И в мерзлой чаще воет волк И жрет своих волчат".
"Вот страх-то! -- бормотал Рыбак. Господь, не погуби!" "Греби!" --
Отшельник приказал И повторил "Греби!"
Челнок подплыл, но я не мог Ни говорить, ни встать. Челнок подплыл. И
вдруг воды Заволновалась гладь.
В пучине грянул гром, вода Взметнулась в вышину,
148
Потом разверзлась, и корабль Свинцом пошел ко дну.
Остолбенев, когда удар
Сотряс гранит земной,
Я, словно семидневный труп,
Был унесен волной.
Но вдруг почувствовал сквозь мрак,
Что я в челне, и мой Рыбак
Склонился надо мной.
Еще бурлил водоворот, И челн крутился в нем. Но стихло все. Лишь от
холма Катился эхом гром.
Я рот раскрыл -- Рыбак упал, На труп похожий сам. Отшельник, сидя, где
сидел, Молился небесам.
Я взял весло, но тут малыш От страха одурел. Вращал глазами, хохотал И
бледен был как мел. И вдруг он завопил: "Го-го! На весла дьявол сел!"
149
И я на родине опять, Я по земле могу ступать, Я вновь войду в свой дом!
Отшельник, выйдя из челна, Стал на ноги с трудом.
"Внемли, внемли, святой отец!"
Но брови сдвинул ОН:
"Скорее говори -- кто ты? И из каких сторон?"
И тут я, пойманный в силки, Волнуясь и спеша, Все рассказал. И от
цепей, От страшной тяжести своей Избавилась душа.
Но с той поры в урочный срок Мне боль сжимает грудь. Я должен повторить
рассказ, Чтоб эту боль стряхнуть.
Брожу, как ночь, из края в край И словом жгу сердца И среди тысяч
узнаю, Кто должен исповедь мою Прослушать до конца.
150
Какой, однако, шумный пир! Гостями полон двор. Невеста и жених поют,
Подхватывает хор. Но, слышишь, колокол зовет К заутрене в собор.
О Брачный Гость, я был в морях Пустынных одинок. В таких морях, где
даже Бог Со мною быть не мог.
И пусть прекрасен этот пир, Куда милей -- пойми! -- Пойти молиться в
Божий храм С хорошими людьми.
Пойти со всеми в светлый храм, Где Бог внимает нам, Пойти с отцами и
детьми, Со всеми добрыми людьми, И помолиться там.
Прощай, прощай, и помни, Гость, Напутствие мое: Молитвы до Творца
дойдут, Молитвы сердцу мир дадут,
Когда ты любишь всякий люд
И всякое зверье.
151
Когда ты молишься за них За всех, и малых и больших, И за любую плоть,
И любишь все, что сотворил И возлюбил Господь".
И старый Мореход побрел, -- Потух горящий взор. И удалился Брачный
Гость, Минуя шумный двор.
Он шел бесчувственный, глухой К добру и не добру. И все ж другим --
умней, грустней -Проснулся поутру.
Часть первая
Старый Моряк встречает трех юношей, званых на свадебный пир, и
удерживает одного.
Старик Моряк, он одного
Из трех сдержал рукой.
«Что хочешь ты, с огнем в глазах,
С седою бородой?
Открыты двери жениха,
И родственник мне он;
Уж есть народ, уж пир идет,
Веселый слышен звон».
Но держит все его старик:
«Постой, корабль там был …»
«Пусти седобородый лжец».
Старик его пустил.
Свадебный Гость зачарован глазами старого мореплавателя и принужден
выслушать его рассказ.
Вперил в него горящий взор.
Гость - дальше ни на шаг,
Ему внимает, как дитя,
Им овладел Моряк.
Присел на камень Брачный Гость
И головой поник;
И начал с пламенем в глазах
Рассказывать старик.
«Корабль плывет, толпа кричит,
Оставить рады мы
И церковь, и родимый дом,
Зеленые холмы.
Моряк рассказывает, как корабль плыл к югу при хорошем ветре и тихой
погоде, пока не приблизился к Экватору.
Вот солнце слева из волны
Восходит в вышину,
Горит и с правой стороны
Спускается в волну.
Все выше, выше с каждым днем
Над мачтою плывет …»
Тут Гость себя ударил в грудь,
Он услыхал фагот.
Свадебный Гость слышит музыку; но Моряк продолжает свой рассказ.
Уже вошла невеста в зал,
И роз она милей,
И головы веселый хор
Склоняет перед ней.
Корабль унесен штормом к Южному полюсу
Но вот настиг нас шторм, он был
Властителен и зол,
Он ветры встречные крутил
И к югу нас повел.
Без мачты, под водою нос,
Как бы спасаясь от угроз
За ним спешащего врага,
Подпрыгивая вдруг,
Корабль летел, а гром гремел,
И плыли мы на юг.
И встретил нас туман и снег
И злые холода,
Как изумруд, на нас плывут
Кругом громады льда.
Страна льда и пугающего гула, где не видно ничего живого.
Меж снежных трещин иногда
Угрюмый свет блеснет:
Ни человека, ни зверей, -
Повсюду только лед.
Отсюда лед, оттуда лед,
Вверху и в глубине,
Трещит, ломается, гремит.
Как звуки в тяжком сне.
Наконец большая морская птица, называемая Альбатросом, прилетает
сквозь снеговой туман. Ее встречают радостно и гостеприимно.
И напоследок Альбатрос
К нам прилетел из тьмы;
Как, если б был он человек,
С ним обходились мы.
Он пищу брал у нас из рук.
Кружил над головой.
И с громом треснул лед, и вот
Нас вывел рулевой.
И вот Альбатрос оказывается добрым предзнаменованием и сопровождает
корабль, возвращающийся к северу сквозь туман и плавучие льды.
И добрый южный ветр нас мчал,
Был с нами Альбатрос,
Он поиграть, поесть слетал
На корабельный нос.
В сырой туман на мачте он
Спал девять вечеров,
И белый месяц нам сиял
Из белых облаков".
Старый Моряк, нарушая гостеприимство, убивает птицу, приносящую
счастье.
Господь с тобой, Моряк седой,
Дрожишь ты, как в мороз!
Как смотришь ты? - «Моей стрелой
Убит был Альбатрос».
Часть вторая
«Вот солнце справа из волны
Восходит в вышину
Во мгле, и с левой стороны
Уходит и глубину.
И добрый южный ветр нас мчит,
Но умер Альбатрос.
Он не летит играть иль есть
На корабельный нос.
Товарищи бранят Старого Моряна за то, что он убил птицу,
приносящую счастье.
Я дело адское свершил,
То было дело зла.
Я слышал: «птицу ты убил,
Что ветер принесла;
Несчастный, птицу ты убил,
Что ветер принесла».
Но когда туман прояснел, они оправдывают его поступок и тем самым
приобщаются к его преступлению.
Когда же солнечным лучом
Зажегся океан,
Я слышал: «птицу ты убил,
Пославшую туман.
Ты прав был, птицу умертвив,
Пославшую туман».
Ветер продолжается. Корабль входит в Тихий Океан и плывет на север,
пока не доходит до Экватора.
Белеет пена, дует ветр,
За нами рябь растет;
Вошли мы первыми в простор,
Тех молчаливых вод.
Стих ветр, и парус наш повис,
И горе к нам идет,
Лишь голос наш звучит в тиши
Тех молчаливых вод.
Корабль неожиданно останавливается.
В горячих, медных небесах
Полдневною порой
Над мачтой Солнце, точно кровь,
С Луну величиной.
За днями дни, за днями дни
Мы ждем, корабль наш спит,
Как в нарисованной воде,
Рисованный стоит.
Месть за Альбатроса начинается.
Вода, вода, одна вода.
Но чан лежит вверх дном;
Вода, вода, одна вода,
Мы ничего не пьем.
Как пахнет гнилью - о, Христос! -
Как пахнет от волны,
И твари слизкие ползут
Из вязкой глубины.
В ночи сплетают хоровод
Блудящие огни.
Как свечи ведьмы, зелены,
Красны, белы они.
Их преследует дух, один из незримых обитателей нашей планеты,
которые - не души мертвых и не ангелы.
И многим спился страшный дух,
Для нас страшней чумы,
Он плыл за нами под водой
Из стран снегов и тьмы.
В гортани каждого из нас.
Засох язык, и вот,
Молчали мы, как будто все
Набили сажей рот.
Матросы, придя в отчаянье, хотят взвалить всю вину на Старого
Моряка, в знак чего они привязывают ему на шею труп морской птицы.
Со злобой глядя на меня,
И стар и млад бродил;
И мне на шею Альбатрос
Повешен ими был».
Часть третья
Старый Моряк замечает что-то вдали.
«Так скучно дни идут. У всех
Стеклянный блеск в глазах.
Как скучно нам! Как скучно нам!
Как страшен блеск в глазах!
Смотрю вперед, и что-то вдруг
Мелькнуло в небесах.
Сперва, как легкое пятно,
И как туман потом;
Плывет, плывет и, наконец
Явилось кораблем.
Пятно - туман - корабль вдали,
И все плывет, плывет:
Как бы по воле духа вод
То прыгнет, то нырнет.
При приближенье это оказывается кораблем; и дорогой ценой Моряк
добывает у Жажды возможность говорить.
С засохшим, черным языком
Кричать мы не могли;
Тогда я руку прокусил,
Напился крови и завыл:
- Корабль, корабль вдали!
С засохшим, черным языком,
В движеньях не тверды,
Они пытались хохотать
И снова начали дышать,
Как бы хлебнув воды.
Взрыв радости и за ним ужас. Ибо разве бывает корабль, плывущий
без ветра или течения?
Смотри! - кричал я - как он тих,
Не даст он счастья нам;
Но без теченья, без ветров
Летит он по водам. -
На западе волна в огне,
Уходит день, как дым;
И был над самою волной
Шар солнца недвижим,
Когда чудесный призрак вдруг
Меж нами встал и ним.
Ему кажется, что это только скелет корабля.
Сквозь снасти Солнце видно нам
(Услышь, Мария, нас!)
Как за решеткою тюрьмы
Горящий, круглый глаз.
Увы! (я думал и дрожал)
Он продолжает плыть!
И неужели паруса -
На Солнце эта нить?
И реи кажутся тюремной решеткой на лике заходящего Солнца. На борту
корабля-скелета только женщина-призрак и смерть, ее товарищ.
Каково судно, такова и команда! Смерть и Жизнь по Смерти разыгрывают
между собой моряков, и последняя получает Старого Моряка.
Пылает Солнце, как в тюрьме
Ужели между рей?
И женщина смеется нам? -
Не Смерть ли? И вторая там?
Не Смерть ли та, что с ней?
Рот красен, желто-золотой
Ужасный взор горит:
Пугает кожа белизной,
То Жизнь по Смерти, дух ночной,
Что сердце леденит.
Вот близко, близко подошли
И занялись игрой,
И трижды свистнув, крикнул
дух:
«Я выиграл, он мой!»
Нет сумерек на заходе солнца.
Уж Солнца нет; уж звезд черед:
Недолго вечер был,
И с шумом призрачный корабль
Опять в моря уплыл.
Мы слушали, смотрели вновь
И как из кубка, нашу кровь
Точил нз сердца страх;
Мутнели звезды, мрак густел
Был рулевой под лампой бел;
Восход месяца.
Роса - на парусах.
А на востоке встал тогда
Рогатый месяц, и звезда
Запуталась в рогах.
Один за другим.
И каждый месяцем гоним,
Безмолвие храня,
Глазами, полными тоски,
Преследует меня.
Его товарищи падают мертвыми.
И двести их, живых людей
(А я не слышал слов),
С тяжелым стуком полегли,
Как груда мертвецов.
Помчались души их, спеша
Покинуть их тела!
И пела каждая душа,
Как та моя стрела».
Часть четвертая
Свадебный Гость боится, что говорит с призраком.
Ты страшен мне, седой Моряк
С костлявою рукой
Ты темен, как морской песок,
Высокий и худой.
Но Старый Моряк уверяет его, продолжает свою ужасную исповедь.
Страшны горящие глаза,
Костлявая рука, -
«Постой, не бойся, Брачный
Гость!
Не умер я пока.
Одни, один, всегда один,
Один среди зыбей!
И нет святых, чтоб о душе
Припомнили моей.
Он презирает тварей, порожденных затишьем,
Так много молодых людей
Лишились бытия:
А слизких тварей миллион
Живет, а с ними я.
И сердится, зачем они живут, когда столько людей погибло.
Гляжу на гниль кишащих вод
И отвожу мой взгляд;
Гляжу на палубу потом,
Там мертвецы лежат.
Гляжу на небо и мольбу
Пытаюсь возносить,
Но раздается страшный звук,
Чтоб сердце мне сушить.
Когда же веки я сомкну,
Зрачков ужасен бой,
Небес и вод, небес и вод
Лежит на них тяжелый гнет,
И трупы под ногой.
Но проклятье ему видно в глазах мертвецов.
Холодный пот с лица их льет,
Но тленье чуждо им,
И взгляд, каким они глядят,
Навек неотвратим.
Сирот проклятье с высоты
Свергает духа в ад;
Но, ах! Проклятье мертвых глаз
Ужасней во сто крат!
Семь дней и семь ночей пред ним
Я умереть был рад.
Подвижный месяц поднялся
И поплыл в синеве:
Он тихо плыл, а рядом с ним
Одна звезда, иль две.
Была в лучах его бела,
Как иней, глубина;
Но там, где тень от корабля
Легла, там искрилась струя
Убийственно-красна.
При свете месяца он в полной тишине видит божьих тварей.
Где тени не бросал корабль,
Я видел змей морских:
Они неслись лучам во след,
Вставали на дыбы, и свет
Был в клочьях снеговых.
Где тени не бросал корабль,
Наряд их видел я, -
Зеленый, красный, голубой.
Они скользили над водой,
Там искрилась струя.
Их красота и их счастье.
Они живыми были! Как
Их прелесть описать!
Весна любви вошла в меня,
Он благословляет их в сердце своем.
Я стал благословлять:
Святой мой пожалел меня,
Я стал благословлять.
Чары начинают спадать.
Я в этот миг молиться мог:
И с шеи, наконец,
Сорвавшись, канул Альбатрос
В пучину, как свинец».
Часть пятая
«О, милый сон, по всей земле
И всем отраден он!
Марии вечная хвала!
Она душе моей дала
Небесный милый сон.
По милости богоматери Старый Моряк освежен дождем.
На деле чан один пустой
Случайно уцелел;
Мне снилось, полон он водой:
Проснулся - дождь шумел.
Мой рот холодным был и ткань
На мне сырой была;
О, да! Пока я пил во сне,
И плоть моя пила.
Но я ее не замечал,
Так легок стал я вдруг,
Как будто умер я во сне,
И был небесный дух.
Он слышит звуки и замечает странные небесные знаменья.
И я услышал громкий ветр;
Он веял вдалеке,
Но все ж надулись паруса,
Висевшие в тоске.
И разорвались небеса,
И тысяча огней
То вспыхнет там, то здесь мелькнет;
То там, то здесь, назад, вперед,
И звезды пляшут с ней.
Идущий ветер так могуч, -
Сломать бы мачту мог;
Струится дождь из черных туч,
И месяц в них залег.
Залег он в трещине меж туч,
Что были так черны:
Как воды падают со скал,
Так пламень молнии упал
С отвесной крутизны.
Трупы корабельных матросов заколдованы, а корабль плывет.
Ветров не чувствует корабль,
Но все же мчится он.
При свете молний и Луны.
Мне слышен мертвых стон.
Они стенают и дрожат,
Они встают без слов,
И видеть странно, как во сне,
Встающих мертвецов.
Встал рулевой, корабль плывет,
Хоть также нет волны;
И моряки идут туда,
Где быть они должны,
Берясь безжизненно за труд,
Невиданно-страшны.
Племянник мертвый мой со мной
Нога к ноге стоял:
Тянули мы один канат,
Но только он молчал".
Но не души умерших матросов и не демоны земли или воздуха, но
благословенный рой ангелов ниспослан по молитве его святого.
Ты страшен мне, седой Моряк!
«Не бойся, Гость, постой!
Не грешных душ то рать была,
В свои вернувшихся тела,
А душ блаженный строй:
Когда настал рассвет, они
Вкруг мачт сошлись толпой;
И, поднимая руки ввысь,
Запели гимн святой.
Летели звуки вновь и вновь,
Коснутся высоты
И тихо падали назад,
То порознь, то слиты.
То пенье жаворонка я
Там различал едва;
То пенье птички небольшой
Меж небесами и водой
Струила синева.
Все смолкло; только в парусах
До полдня слышен зов,
Как бы в июньскую жару
Журчанье ручейков,
Что нежным голосом поют
В тиши ночных лесов.
И так до полдня плыли мы
Средь полной тишины:
Спокойно двигался корабль,
Влеком из глубины.
Одинокий дух мчит корабль от Южного полюса до Экватора, повинуясь
сонму ангелов, но возмездие должно продолжаться.
На девять сажен в глубине
Из стран снегов и тьмы
Плыл дух; и наш взносил корабль
На водные холмы.
Но в полдень зов средь парусов
Затих, и стали мы.
Над мачтой Солнце поднялось,
Идти нам не дает:
Но через миг опять корабль
Вдруг подскочил из вод,
Почти во всю свою длину
Он подскочил из вод.
Как конь, встающий на дыбы,
Он сразу подскочил:
В виски ударила мне кровь
И я упал без сил.
Демоны, спутники Полярного Духа, незримые обитатели стихий,
принимают участие в его работе, и двое из них сообщают один
другому, что долгое и жестокое мщенье Старому Моряку совершено Полярным
Духом, который возвращается на юг.
Как долго я лежал без чувств,
Я сам узнать бы рад;
Когда ж вернулась жизнь ко мне,
Я услыхал, что в вышине
Два голоса звучат.
Кто это? - говорил один,
- Не это ли матрос,
Чьей злой стрелою был убит
Незлобный Альбатрос?
Самодержавный властелин
Страны снегов и мглы
Любил ту птицу и отмстил
Хозяину стрелы. -
Часть шестая
«Но расскажи мне! - слышно вновь,
« Ответь подробней мне,
Затем так движется корабль?
Что скрыто в глубине?
Как пред своим владыкой раб
И океан смирен;
Его горящий круглый глаз
На Месяц устремлен »
И если знает он свой путь,
То это Месяц правит им;
Смотри, мой брат, как нежен
взгляд
Взгляд Месяца над ним.
Но как в безветрии корабль
Идет, заворожен?
Моряк лежит без чувств, потому что ангелы уносят корабль на север
так быстро, что человек не может выдержать.
Раздался воздух впереди,
Сомкнулся сзади он.
Летим, мой брат, скорей летим!
Мы запоздали так:
Пока корабль идет вперед,
Пробудится Моряк. -
Чудесное движенье замедлено; Моряк очнулся, а возмездие
продолжается.
Проснулся я; и мы плывем
В безветренных водах:
Кругом столпились мертвецы,
И Месяц в облаках.
Стоят на палубе они,
Уставя на меня
Глаза стеклянные, где луч
Небесного огня.
С проклятьем умерли они,
Проклятье в их глазах.
Я глаз не в силах отвести,
Ни изойти в слезах.
Возмездие, наконец, кончается.
И чары кончились: опять
Взглянул я в зелень вод,
И хоть не видел ничего,
Но все глядел вперед.
Как путник, что идет в глуши
С тревогой и тоской
И закружился, но назад
На путь не взглянет свой
И чувствует, что позади
Ужасный дух ночной.
Но скоро ветер на меня,
Чуть ощутим, подул:
Его неслышный, тихий шаг
Воды не колыхнул.
Он освежил мое лицо,
Как ветр весны, маня
И, проникая ужас мой,
Он утешал меня.
Так быстро, быстро шел корабль,
Легко идти ему;
И нежно, нежно веял ветр, -
Мне веял одному.
И Старый Моряк снова видит родину.
О, дивный сон! Ужели я
Родимый вижу дом?
И этот холм и храм на нем?
И я в краю родном?
К заливу нашему корабль
Свой направляет путь -
О, дай проснуться мне, Господь,
Иль дай навек заснуть!
В родном заливе воды спят,
Они, как лед, ровны,
На них видны лучи луны
И тени от луны.
Немым сиянием луны
Озарены вокруг
Скала и церковь на скале,
И флюгерный петух.
Ангелы оставляют трупы и являются в одеждах света.
И призраки встают толпой,
Средь белых вод красны,
Те, кто казались мне сейчас
Тенями от луны.
В одеждах красных, точно кровь,
Они подходят к нам:
И я на палубу взглянул -
Господь! Что было там!
Лежал, как прежде, каждый труп,
Ужасен, недвижим!
Но был над каждым в головах
Крылатый серафим.
Хор ангелов манил рукой
И посылал привет,
Как бы сигнальные огни,
Одеянные в свет.
Хор ангелов манил рукой,
Ни звука в тишине,
Но и безмолвие поет,
Как музыка во мне.
Вдруг я услышал весел плеск
И кормщика свисток;
Невольно обернулся я
И увидал челнок.
Там кормщик и дитя его,
Они плывут за мной:
Господь! Пред радостью такой
Ничто и мертвых строй.
Отшельника мне слышен зов
Ведь в лодке - третьим он!
Поет он громко славный гимн,
Что им в лесу сложен.
Я знаю, может смыть с души
Кровь Альбатроса он.
Часть седьмая
Лесной Отшельник.
Отшельник тот в лесу живет
У голубой волны.
Поет в безмолвии лесном,
Болтать он любит с Моряком
Из дальней стороны.
И по утрам, по вечерам
Он молит в тишине:
Мягка его подушка - мох
На обветшалом пне.
Челнок был близко. Слышу я:
- Здесь колдовства ли нет?
Куда девался яркий тот,
Нас призывавший свет?
И не ответил нам никто, -
Сказал Отшельник, - да!
Чудесное приближенье корабля.
Корабль иссох, а паруса?
Взгляды, как ткань худа!
Сравненья не найти; одна
С ней схожа иногда
Охапка листьев, что мои
Ручьи лесные мчат;
Когда под снегом спит трава
И с волком говорит сова.
С тем, что пожрал волчат. -
То были взоры сатаны!
(Так кормщик восклицал)
- Мне страшно. - Ничего!
плывем! -
Отшельник отвечал.
Челнок уже у корабля,
Я в забытье немом,
Челнок причалил к кораблю,
И вдруг раздался гром.
Корабль внезапно тонет.
Из-под воды раздался он
И ширится, растет:
Он всколыхнул залив, и вот
Корабль ко дну идет.
Старый Моряк находит спасенье и челноке.
От грома океан застыл,
И небеса в тоске,
И, как утопленник, я всплыл
Из глуби налегке;
Но я глаза свои открыл
В надежном челноке.
В воронке, где погиб корабль,
Челнок крутил волчком;
Все стихло, только холм гудел,
В нем отдавался гром.
Открыл я рот - и кормщик вдруг,
Закрыв лицо, упал;
Святой Отшельник бледен был
И Бога призывал.
Схватил я весла: и дитя,
Помешано почти,
Смеется, не отводит глаз
От моего пути.
- Ха! Ха! - бормочет, - как я рад,
Что может Черт грести. -
И я в стране моей родной,
На твердой я земле!
Отшельник вышел и спешит,
Скрывается во мгле.
Старый Моряк умоляет Отшельника принять его исповедь; и его душа
облегчена.
«Постой! Я каяться хочу!»
Отшельник хмурит взор
И вопрошает: "Кто же ты?
Что делал до сих пор?" -
И пал с меня тяжелый груз
С мучительной тоской,
Что вынудила мой рассказ;
И я пошел иной.
Но все-таки тоска заставляет его бродить из страны в страну.
С тех пор гнетет меня тоска
В неведомый мне час,
Пока я вновь не расскажу
Мой сумрачный рассказ.
Как ночь, брожу из края в край,
Метя то снег, то пыль;
И по лицу я узнаю,
Кто может выслушать мою
Мучительную быль.
О, как за дверью громок шум!
Собрались гости там;
Поет невеста на лугу
С подружками гостям,
И слышится вечерний звон,
Зовя меня во храм.
О, Брачный Гость, я был в морях
Пустынных одинок,
Так одинок, как, может быть,
Бывает только бог.
Но я тебя не попрошу:
На пир меня возьми!
Идти мне слаще в божий храм
С хорошими людьми.
Ходить всем вместе в божий храм
И слушать там напев,
Которым с богом говорят,
Средь стариков, мужчин, ребят,
И юношей, и дев.
И учит на своем собственном примере любви и вниманью ко всей твари,
которую создал и любит бог.
Прощай, прощай! Но, Брачный
Гость,
Словам моим поверь!
Тот молится, кто любит всех,
Будь птица то, иль зверь.
Словам моим поверь!
Тот молится, кто любит все -
Создание и тварь;
Затем, что любящий их бог
Над этой тварью царь».
Моряк, с глазами из огня,
С седою бородой
Ушел, и следом Брачный Гость
Побрел к себе домой.
Побрел, как зверь, что оглушен,
Спешит в свою нору:
Но углубленней и мудрей
Проснулся поутру.
